Сопряжение известной внешнеэкономической инициативы Китая «Один пояс – один путь» (ОПОП), включающей до 60 стран вместе с КНР, и интеграционных процессов в ЕАЭС способно сформировать общее трансконтинентальное экономическое пространство. Такова позиция государственных деятелей, многих экспертов КНР и стран Союза. Пожалуй, максимальную эффективность сопряжения обеспечит идентичность интеграционных задач и способов их решения в рамках ЕАЭС и ОПОП. Как и предотвращение конкуренции за роль «первой скрипки» в формировании упомянутого пространства.

На днях по этой проблематике высказался Лю Сюй, замдиректора Института России, Восточной Европы и Центральной Азии Народного университета КНР. А именно: сопряжение с ЕАЭС инициативы «Один пояс – один путь», которую мы называем высшим звеном китайской экономической дипломатии, – очень важный вопрос. На пространстве ЕАЭС уже сформировалась тенденция к интеграции в области и в сфере услуг».

По мнению эксперта, поскольку ЕАЭС с инициативой «Пояс и путь» объединяют «совместные задачи, их сопряжение позволит создать единый рынок». Соответственно, «можно обеспечить взаимное снижение пошлин, создать более благоприятные условия для товаропотока», да и в финансовой сфере сопряжения ОПОП-ЕАЭС «существуют определенные возможности».

Отмечена экспертом также высокая активность в сотрудничестве ЕАЭС и КНР в Центрально-Азиатском регионе. Поэтому, как отмечает Лю Сюй, «сопряжение «Пояса и пути» с ЕАЭС – прекрасная возможность как для КНР, так и для центральноазиатских стран с учетом вызовов и жестких западных санкций».

Тенденции 2020-23 гг. подтверждают сопрягаемость ОПОП с ЕАЭС. За означенный период, по имеющимся оценкам, торговля между ЕАЭС и КНР увеличилась более чем на 25%; число совместных проектов российской и китайской сторон со странами Центральной Азии возросло примерно на 15%. Доля национальных валют во взаимных расчетах уже превысила 65%, причем до 80% в нацвалютных взаиморасчетах ныне приходится на юань и российский рубль.

Кроме того, РФ, Туркменистан и Узбекистан в целом обеспечивают основную часть растущего спроса Китая на природный газ; доля российских поставок нефти в китайском нефтеимпорте уже превышает 20%. А эти поставки увеличиваются и через Казахстан. Плюс к тому примерно на 35% всего ассортимента взаимной торговли ЕАЭС с КНР распространяются к настоящему времени пониженные экспортно-импортные пошлины.

В то же время в 2021 г. ЕЭК исключила Китай из перечня стран, экспорт которых облагается сниженными пошлинами или освобождается от них по ряду поставляемых товаров. Не менее 15% ассортимента китайского промышленного экспорта в РФ-ЕАЭС, прежде всего в категории товаров химпрома и металлургической-трубопрокатной отраслей, обложено антидемпинговыми пошлинами (то есть повышенными пошлинами из-за поставок по ценам, которые ниже цен на внутрисоюзном рынке). Разумеется, Китай периодически вводит ответные меры. Такие «дуэли» едва ли ускоряют сопряжение ОПОП с ЕАЭС.

Тем временем ряд китайских экспертов отмечают, что сегодня, во-первых, в стоимости внешнеэкономических связей КНР доля коллективного Запада по-прежнему превышает 40%, а РФ-ЕАЭС (в целом) – в 4,5 раза ниже. Причем не менее 70% в ЕАЭС-экспорте приходится на различное сырье и полуфабрикаты, в то время как в экспорте-импорте с Западом доминирует высокотехнологичная и в целом готовая продукция. И эти показатели трудно изменить в обозримой перспективе.

А во-вторых, почти во всех 60 странах ареала «Пояса и пути», в том числе в центральноазиатских, активно сокращаются или вообще отменяются ограничения не только на импорт из КНР, но также на получение Китаем преобладающего участия в сырьевых, промышленных и инфраструктурных отраслях этих стран. Вдобавок КНР регулярно вводит новые торговые и кредитные льготы для тех же стран.

С учетом этих факторов Пекин, по оценкам китайских экспертов, становится «решающим игроком» и в центральноазиатском ареале ОПОП, поэтому КНР сможет чуть ли не диктовать выгодные ей условия сопряжения «Пояса и пути» с ЕАЭС.

Как отмечает китайский аналитик Хао Ван, Центрально-Азиатский регион занимает ключевое место в евразийских планах Пекина, «включая связывание запада Китая с Южной Азией, Ближним Востоком и Европой, что позволит снизить зависимость от удалённых морских путей». Например, экономический коридор Китай - Центральная Азия - Западная Азия, по данным эксперта, «создается, чтобы связать Китай с Персидским заливом через Иран и через Турцию с греческим портом Эгейского моря Пирей». То есть в обход России. Делается это в связи с тем, что маршруты экономического пояса в рамках ОПОП «к коридору в Турции  через Казахстан и Каспийское море  значительно сокращают путь китайских товаров на рынки Ближнего Востока и Европы».

Кроме того, еще до официального запуска ОПОП в 2013-м, как уточняет Хао Ван, богатые ресурсами и не имеющие выхода к морю соседи из Центральной Азии были первым выбором Пекина в диверсификации импорта углеводородов. В настоящее время китайские компании контролируют четверть добычи нефти в Казахстане, и Пекин заинтересован в росте импорта оттуда нефти, поставляемой по сравнительно низким ценам. Вдобавок почти весь экспортный природный газ из этого региона направляется в Поднебесную по трем газопроводам, построенным с привлечением в основном китайских кредитов/инвестиций. Кроме того, пишет Хао Ван, Киргизстан, Таджикистан и Казахстан также являются с начала 2000-х «всё более важными поставщиками редкоземельных металлов, используемых в КНР для производства высокотехнологичных изделий, в том числе оборонного назначения».

Напоминает эксперт и о том, что для Киргизстана основным кредитором по льготным кредитам является государственный Эксимбанк Китая – «ключевой банк в финансировании ОПОП. За 2011-21 гг. сумма долга компаний Киргизстана перед Эксимбанком повысилась более чем в 5 раз». А для Таджикистана в общем объеме кредитов (не только льготных) от зарубежных государств минимум 70% тоже приходится на Эксимбанк Китая.

В свою очередь, китайский аналитик Ли На, исследуя экономико-географическое целеполагание ОПОП, также отмечает весомую роль нефтегазового фактора. Поскольку к 2030 г. КНР будет импортировать около 85% потребляемой им нефти и не менее 65% природного газа. Соответственно, в нефтегазовой сфере с участием КНР ныне реализуется, по данным эксперта, 100 проектов в 25 странах, включая почти все центральноазиатские, Иран и Пакистан, более чем на 200 млрд долл.

В целом реализация ОПОП-проекта будет означать для Китая, как отмечает Ли На, «существенное расширение сферы своего влияния в Евразии, а как максимум – установление экономического контроля над крупнейшими транспортными путями и гегемонию на континенте с населением более 4 млрд чел.». Учитывая же мирохозяйственную роль Евразии, усиление позиций Китая в регионе «повлечет рост его влияния в мире в целом».

При этом эксперт отмечает негативное отношение к этим планам у Вьетнама (из-за споров с КНР по статусу Южно-Китайского моря и его ресурсов) и особенно Индии, недовольной растущей политико-экономической активностью КНР в соседних с ней странах.

Заметим, что Индия, не включенная (как и Вьетнам) в ОПОП, сформировала к концу 2023 г. – причем совместно с США, Саудовской Аравией, Израилем и ЕС – межрегиональную инициативу, косвенно включающую страны Центральной Азии. В противовес китайской ОПОП.

Отражают ли эти оценки сверхзадачу «Пояса и пути», пока трудно сказать. Но реальную сопрягаемость ОПОП с ЕАЭС целесообразно зафиксировать не столько в декларациях, сколько в комплексном соглашении (или в пакете соглашений) ЕАЭС с КНР. А еще лучше  между всеми государствами-участниками ЕАЭС/ОПОП. Пожалуй, только в этом случае будет обеспечено общее политико-экономическое пространство Большой Евразии, равноправное для всех стран-участниц.

www.ritmeurasia.ru