Кто и зачем разгоняет миф о цензуре в Казахстане

Буквально на днях на площадке Civil Kezdesu прошла любопытная дискуссия. Касалась она ни много ни мало усиления цензуры в Казахстане. Фантазии принявших в ней участие экспертов, честно говоря, можно только позавидовать. Обнажив шашки, они смело ринулись в бой не только с бездушной государственной машиной, якобы ограничивающей казахстанцев в праве на самовыражение, но и со здравым смыслом.

Приравняв к понятию «цензура» всё, что под язык подвернется, участники дискуссии договорились до того, что цензура – это и государственный информационный заказ, и чиновники «слышащего государства», так и не научившиеся слышать никого, кроме себя, и Министерство информации и общественного развития, которое, мол, спит и видит, как бы еще кому-нибудь заткнуть рот или посадить на цепь. Каждое такое утверждение набатом слетало с их уст, но почему-то ничего, кроме недоумения, не вызывало.

Безусловно, в сфере получения и распространения информации у нас накопилась масса проблем, большей частью хронических, которые еще лечить и лечить. Но чтобы класть «пациента» сразу «в гроб», не попытавшись даже сделать ему искусственное дыхание, – это, уж простите, совсем по-людоедски, тем более что доказанные факты цензуры в отечественной правоприменительной практике попросту отсутствуют.

А потому неудивительно, что председатель Комитета информации Министерства информации и общественного развития Канат Искаков отреагировал на экспертные «сентенции» следующим образом: «МИОР – это цензура? Хотел бы поинтересоваться, звонили ли вам в течение последнего года представители министерства, требовали ли снять материалы, давали ли указания, что публиковать, а что нет? Было ли из-за действий министерства закрыто хоть одно СМИ? Ни того, ни другого не было, и быть не могло. Наоборот, мы как уполномоченный орган препятствуем любым искусственным ограничениям свободы слова. А что касается вопросов прекращения деятельности СМИ, то министерство не имеет к этому ровным счетом никакого отношения: закон четко определяет, что СМИ может быть закрыто либо по решению суда, либо по собственной инициативе. И, если честно, не совсем понятно, почему о цензуре у нас принято говорить преимущественно в преломлении к государству? Гораздо чаще она может исходить от бизнеса, собственников СМИ, которые, руководствуясь своими интересами, ставят какие-то рамки, определяют форматы деятельности СМИ. Вообще же, в наш цифровой век серьезно рассуждать о наличии цензуры не получается. Есть ли смысл применять какие-либо ограничения к одному источнику информации, когда она тот же час может быть распространена в Интернете, в том числе и анонимным способом?».

Чтобы вывести дискуссию в конструктивное русло, руководитель комитета напомнил: цензура у нас запрещена Конституцией, а следовательно, если кто-то все же сталкивается с ограничениями, подпадающими под это определение, то он в судебном порядке может защитить свои поруганные права. Но, понятное дело, на такую ремарку достопочтенная публика отреагировала вяло, что, собственно, вполне объяснимо – процент тех, кто громче всех кричит «цензура», никак не коррелирует с процентом тех, кто обращается с исками в суды. Будь по-другому, то каждый такой случай становился бы поводом для хайпа, поскольку, к гадалке не ходи, расценивался бы как акт государственного вандализма в отношении свободы слова. Но что-то о таком уровне «информационного террора» помалкивают даже анонимные Телеграм-каналы, которые априори должны были бы стать первой мишенью для цензоров в государственном обличье. Однако не стали. Это обстоятельство, казалось бы, развенчивает создаваемый миф, но люди, пытающиеся раскрутить, разогнать его, стараются не замечать очевидное.

Но что особенно странно, так это то, что даже юристы, считающиеся экспертами в международном медиа-праве, почему-то с упорством, достойным лучшего применения, пытаются доказать недоказуемое. А именно что ряд норм Уголовного кодекса де-факто и есть цензура (?!). Это такие статьи, как «Распространение заведомо ложной информации», «О разжигании розни» и некоторые другие. По крайней мере, такая мысль рефреном звучала в выступлении юриста Гульмиры Биржановой, которая прямо высказала идею отказаться от любого регулирования Интернет-пространства, если уж традиционные СМИ не удается вытащить из силков, якобы расставленных для них государством. То есть, получается, что госпожа юрист на полном серьезе считает вполне допустимой практику оскорблений, клеветы, посягательств на честь и достоинство, несанкционированного обнародования чужих изображений, переписки, переговоров – всего того, что присуще большинству цифровых платформ?

Как говорится, было бы смешно, если б не было так грустно. Хотелось бы посмотреть, как к такому предложению отнесутся в тех же европах и америках, где, несмотря на горячую любовь некоторых наших товарищей к тамошним практикам, все же не путают демократические свободы с границами личной безопасности и довольно строго наказывают тех, кто их переступает. Например, за клевету в Интернете итальянское законодательство предусматривает штраф в размере больше 500 евро или лишение свободы на срок от шести месяцев до трех лет. Аналогичные нормы действуют в Германии и во Франции, где суммы штрафов гораздо выше, как и максимальные сроки заключения – до пяти лет. В США, самом сердце мировой демократии, сумма штрафа за клевету может составить 250 тысяч долларов, а срок заключения – до десяти лет. Но то, что происходит там, наши «эксперты» цензурой почему-то не считают. Аналогично и в случаях, связанных с оскорблением. Видимо, это то самое - «другое».

Что же касается предложения отказаться от регулирования цифрового пространства, то тут тоже налицо явный диссонанс с международной практикой. В той же уже упомянутой Германии еще пять лет назад был принят Закон «Об улучшении правоприменения в социальных сетях», который направлен на борьбу с фейками, диффамацией и языком вражды в Интернете. Подобные практики действуют и в других странах ЕС. Например, во Франции есть закон о борьбе с манипулированием информацией в эпоху цифровых технологий.

Словом, очень любопытно наблюдать за тем, как в наших пенатах усиленно разгоняется миф о цензуре, о тотальном влиянии государства на формирование информационной повестки, что выглядит сущим абсурдом, если ознакомиться с контентом на цифровых платформах или почитать многие наши СМИ. И страницы газет, и Интернет-пространство прямо-таки пестрят громкими и бездоказательными разоблачениями, да еще и с ссылками на то, что никто не имеет права заставить их авторов публиковать подтверждающие документы – мол, во всем цивилизованном мире это моветон.

Зачем это делается? – вопрос другой и куда более неоднозначный. В нашем информационном поле свобода слова уже давно подменяется вседозволенностью, являющейся синонимом безнаказанности, и вроде бы нет никаких зримых оснований искусственно подгонять этот процесс, как жупелом размахивая таким понятием, как цензура. Правда, если к таковым не относить попытки создания питательной почвы, стимулирующей медиа-потребителей к разного рода политически мотивированным действиям. Все мы прекрасно помним, чем закончилась на Кашагане история с размещением в Сети одного фейкового фото, а уж про январские события, думается, и вовсе излишне напоминать...

Очевидно, что нам впору не мнимого больного лечить, а экстренно проводить профилактические мероприятия в преддверии возможной эпидемии. И если уж кто-то так настаивает на имплементации международного опыта, то, в первую очередь, нужно принимать законодательные нормы, аналогичные тем, что уже более двух веков действуют во Франции. Они касаются наказания (сейчас штраф в размере 45 тысяч евро) за распространение недостоверных сведений, которые нанесли ущерб общественному спокойствию, либо могли привести к такому результату...

https://qmonitor.kz/society/4358