С момента последней (последней ли?) киргизской революции прошло чуть более полутора месяцев. Самое время узнать, что сейчас созидается на руинах сметенной протестами государственной власти КР и как себя чувствуют победители после октябрьского блицкрига. О том, чем сейчас живет страна победившего протеста и как она осознает себя среди соседей и партнеров, корреспонденту «СПб ведомостей» Инессе ЮШКОВСКОЙ рассказал политолог сопредседатель клуба региональных экспертов Кыргызстана «Пикир» Игорь ШЕСТАКОВ.

– Игорь Альбертович, со стороны кажется, что в Киргизии наступило глухое предзимнее затишье, будто ничего и не происходит...

– Как и жители других стран мира, кыргызстанцы с трудом привыкают к режиму «сидим дома». И, увы, обнаруживают в своем доме слишком много проблем...

Именно пандемия коронавируса коренным образом повлияла на восприятие жителями республики действующей власти, сделав как никогда актуальным вопрос о ее способности решать проблемы защиты здоровья граждан и их интересов.

– Но этот вопрос всегда так или иначе встает перед избирателями в преддверии выборов...

– Только не в Кыргызстане. В прежние годы электорат голосовал, после чего большая часть работающего населения ехала на заработки в Россию, Казахстан, Европу или США. Этих людей не сильно интересовало, насколько дееспособную власть они выбрали, сможет ли эта власть решать их ключевые социально-экономические вопросы.

До марта 2020 года на заработки в другие страны ежегодно уезжали около 100 тыс. граждан Кыргызстана. Нынче объем трудовой миграции составит в лучшем случае 15 тыс. человек. Так что сейчас эффективная власть стала реальной необходимостью для кыргызстанцев.

– Как известно, Садыр Жапаров, занявший пост президента после октябрьской революции, временно сложил с себя полномочия, ушел в отпуск и как премьер-министр, чтобы участвовать в президентских выборах 10 января. Потом, по замыслу Жапарова, должна состояться конституционная реформа, затем парламентские выборы. И это все в течение полугода. К чему такая спешка с реформой?

– Конституционная реформа призвана превратить Кыргызстан из парламентской республики в страну с президентской формой правления, а также отменить существующую с 2010 года парламентскую систему, когда политические партии формируют парламент, а парламент формирует кабинет министров.

При этом в Кыргызстане не было и нет политических партий как институтов власти, а были и есть лишь предвыборные объединения. Под ними нет никакого фундамента. Их главная задача – попасть в парламент, а дальше как карта ляжет. Яркий пример: когда Алмазбек Атамбаев ушел с поста президента, буквально через несколько месяцев начала разрушаться и главная партия Кыргызстана – Социал-демократическая (СДПК). Партия, которая с 2010-го до 2017 года формировала правительство и была фундаментом власти, моментально рассыпалась на разрозненные «партизанские отряды».

Мне кажется, Жапаров прав, когда говорит, что Кыргызстану нужна смешанная пропорционально-мажоритарная система формирования парламента. Потому что кыргызстанцы голосуют не за партийные вывески, а за людей, которым они доверяют.

– Что же – партии вам больше не нужны?

– Партии нужны. Они будут обеспечивать представительство молодежи, женщин в законодательных структурах и правительстве. Но добавление одномандатной системы усилит политическую конкуренцию и сделает власть более ответственной. В новую конституцию нужно внести норму, по которой избранные депутаты и партии отчитывались бы перед народом хотя бы раз в квартал. Сегодня же никакой обратной связи нет, так что партиям нужды и проблемы избирателей, что называется, до лампочки. Предлагается еще такая традиционная для Кыргызстана форма, как курултай: чтобы раз в год влиятельные политики, представители регионов собирались и давали оценку деятельности президента и парламента.

– Кто помимо Жапарова претендует на пост президента?

– Заявки на участие в президентских выборах подали 63 кандидата. Среди них есть личности, которые дали повод для создания мемов в соцсетях. Есть такие, кто пошел на выборы, чтобы в резюме появилась красивая строчка «баллотировался в президенты». Я думаю, примерно 14 – 15 кандидатов выйдут на финишную предвыборную прямую. И не исключаю, что будет второй тур (до сих пор в истории Кыргызстана их не бывало).

– Выборы будущего года могут привести к очередным протестам и следующему перевороту?

– Не думаю. Произошли изменения в выборном законодательстве – отменена форма-2, которая давала возможность избирателям по заявлению голосовать на чужих участках (она активно использовалась для накрутки голосов за кандидатов от определенных политических сил). Так что помимо Садыра Жапарова рассчитывать на результативное участие в выборах могут еще как минимум 4 – 5 политиков.

Впрочем, полностью вероятность митингов и протестов после январских выборов исключать тоже нельзя.

– Какие внешние силы, по-вашему, стояли за октябрьскими событиями в Киргизии?

– С одной стороны, все выглядело достаточно стихийно. С другой – разговоры о том, что выборы могут закончиться масштабными митингами, шли еще с весны. Значит, определенная подготовка к протестам все же была. Многие считают, что спонтанно такие вещи вообще не происходят...

Но все же это были по большей части внутриполитические события, которые возглавили оппоненты президента Сооронбая Жээнбекова. В числе этих сил были люди из разных структур, которые понимали кадровые проблемы Жээнбекова, а также сторонники экс-президента Атамбаева и, разумеется, Садыр Жапаров.

– Как вы считаете, удастся ли Киргизии за полгода выстроить дееспособную систему власти и параллельно вытаскивать страну из кризиса, решая тяжелые социально-экономические проблемы?

– Вот это самый сложный вопрос. Заканчивается ноябрь, а у страны до сих пор нет бюджета на следующий год. Такого в ее истории еще не бывало. Непонятно, как с 1 января действующее правительство будет выполнять обязательства перед бюджетниками, закрывать статьи расходов на здравоохранение и образование...

Из-за пандемии мы прошли через режим чрезвычайной ситуации и чрезвычайного положения. Бизнес, что называется, лег. Законсервировались такие доходные отрасли, как туризм, пострадал горнодобывающий сектор. Дыра в бюджете этого года – более 7% ВВП, и эти потери еще усугубились после октябрьских событий. Сейчас мы находимся в ситуации уже не кризиса, а экономического коллапса.

Как победители предстоящих выборов будут выходить из этого коллапса, представить пока сложно. Правительство, которое сформировал Садыр Жапаров на основе многопартийности (в нем представлены как минимум семь – восемь партий, которые не прошли в парламент в результате октябрьских выборов), скорее всего, попытается найти политический консенсус внутри страны. Наверное, у тех, кто рассчитывает остаться во власти, есть какой-то план, но мы пока ничего об этом не знаем.

Вероятно, будут максимально использоваться возможности получения грантов, кредитов, для того чтобы заткнуть дыры в бюджете. Многое будет зависеть от того, будут ли новый президент КР и новый парламент настроены на расширение взаимодействия с РФ. Пока этот вектор кажется незыблемым.

– Какова реакция соседей и партнеров на события в Киргизии и на приход к власти Жапарова?

– Первыми у Садыра Жапарова состоялись телефонные переговоры с Владимиром Путиным, а также с лидерами Узбекистана и Казахстана. Новый министр иностранных дел Руслан Казакбаев посетил основные страны-партнеры, побывав в Москве, Ташкенте, Нурсултане, Анкаре. Идет диалог с КНР, которая тоже играет ключевую роль в решении наших экономических задач. Другое дело, что внешние игроки будут, скорее всего, мониторить ситуацию. Так что основное сотрудничество начнется уже после 10 января.

Для Кыргызстана как страны, которая зависит от привлечения финансовой помощи, фактор внешней политики играет ключевую роль. И для кыргызстанцев важно знать, насколько выбранного ими президента поддерживают Москва, Нурсултан, Ташкент и Пекин.

– Если составить рейтинг влиятельности стран-партнеров в глазах киргизстанцев, как распределятся места?

– С 2006 года наши и зарубежные социологические центры проводят исследования, кто для кыргызстанцев страна-друг, а кто враг. Согласно им, вечный друг Кыргызстана – Россия. А в качестве врага пальму первенства стабильно держат США. Казахстан тоже постоянный друг. Китай за последнее время заметно улучшил свои позиции в этом рейтинге: от Китая Кыргызстан сильно зависит не только в связи с товарными поставками, но и с выделяемыми кредитами на модернизацию нашей инфраструктуры.

– А какое место у Турции?

– Турция успешнее всех других стран продвигает свою «мягкую силу». Система образования, созданная ею в Кыргызстане, начинается с турецких детских садов, школ, лицеев и заканчивается вузами. Они востребованы, имеют хорошие рейтинги, материально-техническую базу. За последние пять-шесть лет Турция стала играть одну из ключевых ролей в религиозном образовании. Она строит мечети и медресе, финансирует религиозные образовательные программы. Саудовская Аравия и Кувейт тоже пытаются зайти в эту нишу, но Турция делает это успешнее.

Сфера образования вообще самая мощная мягкая сила из всех возможных. Именно образование формирует у молодежи восприятие не только другой страны, но и ее ценностей. Воспитание молодого человека с детского сада до окончания им университета – это инвестиции в восприятие тех идей, которые продвигает Анкара.

Турция – очень мощный фактор для нас и в экономическом плане. Она серьезно представлена в местном бизнесе, а также стала одним из важных направлений трудовой миграции (вместе с Казахстаном занимает второе-третье места после России).

Кстати, Руслан Казакбаев во время своего визита в Анкару договорился о том, что Турция будет еще наращивать свое присутствие в Киргизии в сфере образования. А Турция выделила Кыргызстану военно-техническую помощь. Таким образом Анкара продемонстрировала, что смена власти в Киргизии не повлияла на стратегическое партнерство между двумя странами.

– Как вы смотрите на перспективы проекта по созданию тюркоязычной «Великой армии Турана»?

– «Армия Турана» – скорее, виртуальный турецкий проект. Пока он носит лишь некий общий заявительный характер. Но нельзя исключать того, что в будущем у него появятся реальные очертания. Вашингтон не устраивает влиятельная роль ОДКБ в Центральной Азии. Он заинтересован в собственном военном присутствии в регионе. А значит, «серым кардиналом» проекта «Армии Турана» может выступить НАТО.

– Вы считаете, военный союз между странами – членами ОДКБ (например, Киргизией) и государством – членом НАТО в принципе возможен?

– Пока нет. Россия сегодня является главной страной, которая оказывает ключевую поддержку обороноспособности Киргизии. Несколько лет назад, например, РФ выделила миллиард долларов в качестве военно-технической помощи Кыргызстану для перевооружения силовых структур. Подобных инвестиций от США или Турции, конечно же, не было.

Основные расходы, основной груз ответственности за ОДКБ и ЕАЭС также берет на себя Москва.

– Как политические кризисы, которые сейчас сотрясают некоторые страны – участницы ЕАЭС и ОДКБ, могут повлиять на лидирующую роль этих организаций в Центральной Азии? Приведут к усилению роли или ослаблению позиций?

– Если произойдет переформатирование ОДКБ, которое сделает ее мобильной, отвечающей реальным вызовам завтрашнего дня, она удержит свое влияние в Центральной Азии. Пока же в рамках ОДКБ не удается, например, даже создать площадку для решения давних споров между двумя его членами – Киргизией и Таджикистаном. Вооруженные стычки на границе этих стран носят хронический характер...

По ЕАЭС тоже есть вопросы. Этот союз шел по пути исключительно экономических отношений, которые сегодня оказались под сильнейшим ударом пандемии. Вопросы образования, идеологии всегда были второстепенными, на первом плане – движение товаров и рабочей силы. А это неправильно. В итоге у стран ЕАЭС нет и единого информационного пространства. А вот Турции оказалось по силам создать тюркоязычное информационное пространство в Кыргызстане – и в плане СМИ эта страна представлена в Киргизии даже мощнее, чем Россия.

– Не собираются ли в Киргизии по примеру соседа Казахстана переходить на латиницу или какой-нибудь другой алфавит?

– Пока для Кыргызстана кириллица ближе. Но на региональном уровне русский язык действительно постепенно уходит. Тех проектов, которые реализует Россия, явно недостаточно для его популяризации. Вот недавно группа преподавателей из РФ приехала, чтобы учить русскому языку жителей юга Киргизии. А современных учебников нет. Те, что есть, 1970-х годов выпуска, рассыпаются в руках. На 60 учеников один учебник. При этом половина аудитории вообще не понимают русского языка...

Одним из локомотивов для освоения кыргызстанцами русского языка была трудовая миграция. Наши граждане знают его лучше, чем, скажем, мигранты из Таджикистана или Узбекистана. Соответственно, наши в России заняты на более квалифицированных и оплачиваемых работах – например, в сфере услуг. К слову, локомотивом вступления в ЕАЭС тоже была трудовая миграция. Но мы сейчас не знаем, какой она станет завтра...

Позитивные результаты будут у тех политических игроков в Центральной Азии, которые сумеют адаптировать свою «мягкую силу» под условия пандемии и связанные с ней новые политическую и экономическую реальности.

https://spbvedomosti.ru/news/country_and_world/snova-soberetsya-kurultay-kak-zhivet-kirgiziya-posle-protestov/