Кризисным сценарием №1 остается возможное влияние внешних факторов

Структура рисков казахстанской финансовой системы остается почти неизменной в течение длительного времени. За последние три года финансовым властям удалось снизить вероятность срабатывания некоторых рисков, с другой стороны, в качестве таковых начинают восприниматься факторы, которые ранее считались особенностями развития казахстанской экономики. Высокий уровень внешних заимствований, воспринимавшийся как ключевой риск в ходе кризиса 2007−2009 годов, больше не актуален, зато многие события последнего времени в казахстанском банковском секторе обусловлены высокой зависимостью от квазигосударственных депозитов.

Последнее опубликованное Нацбанком исследование о восприятии участниками рынка основных рисков для финансовой системы датировано октябрем 2016 года. В тот момент как наиболее существенные угрозы для финансового сектора оценивались глобальный, макроэкономический, кредитный, рыночный риски, а также вызовы, связанные с фондированием и ликвидностью.

Наиболее актуальными проблемами 2016 года участники исследования считали макроэкономический риск, в результате роста уровня инфляции и сокращения экспортных доходов, и кредитный, ввиду снижения кредитоспособности экономических агентов. При этом снижение макроэкономической напряженности связывалось в тот момент экспертами с вводом в эксплуатацию Кашаганского месторождения. В реальности же на минимизацию давления на бюджет и резервы оказал рост цен на нефть, масштаб которого было сложно предвидеть в 2016 году.

Кризисным сценарием № 1 остается возможное влияние внешних факторов

Макроэкономический риск по-прежнему наиболее очевиден, причем потенциальными каналами влияния остаются торговля и давление на тенге. По предварительным оценкам Нацбанка, за 9 месяцев 2018 года дефицит текущего счета сократился в 5,4 раза до $0,9 млрд по сравнению с $4,6 млрд за 9 месяцев прошлого года.

Благоприятная ценовая конъюнктура на мировых рынках сырья способствовала существенному росту экспорта товаров, который увеличился на 28,2% или на $10 млрд и составил $45,3 млрд.

Стоимость экспорта нефти и газового конденсата, на которые приходится более 62% общего экспорта, увеличилась на 45,6%, преимущественно за счет увеличения контрактных цен при менее значительном росте физических поставок. Баланс остается дефицитным, главным образом в силу активной репатриации прибыли инвесторами в 2018 году. Отток портфельных инвесторов из нот Нацбанка, отмечавшийся весной и летом под влиянием изменения денежных потоков в пользу развитых рынков, выглядит все-таки второстепенным фактором.

Нацбанк отмечает, что увеличение экспортной выручки, преимущественно за счет поступлений от экспорта минеральных продуктов, обусловило рост доходов прямых иностранных инвесторов на 37,1%, до $16,7 млрд. Однако половина этих доходов была направлена на финансирование дочерних казахстанских предприятий. Принципиальным изменением последних лет выглядит введение свободного плавания тенге, позволяющее не накапливать дисбалансы в кризисных ситуациях и снижать ожидания крупных разовых шоков. Причем свободное плавание выглядит во многом именно антирисковым решением, принятым под давлением обстоятельств в результате череды кризисов, связанных со снижением цен на нефть и опережающей и более глубокой девальвацией российского рубля.

Недавно Нацбанк отметил, что по итогам сентября 2018 года реальный эффективный обменный курс тенге (РЭОК) ослаб на 2,6% относительно декабря 2017 года. РЭОК находится возле своих равновесных значений, что позволяет сохранять внутренние и внешние балансы в экономике. Стабильно высокие цены на нефть, снижение волатильности РЭОК и его нахождение возле долгосрочного тренда способствовали сокращению дефицита счета текущих операций. В одном из последних исследований отмечается также нахождение РЭОК близко к его равновесному значению и снижение периодов волатильности после перехода к свободному плаванию в сравнении с периодами фиксации курса.

Одной из главных проблем реализации макроэкономических рисков в связи с нивелированием влияния валютного канала остается инстинкт макроэкономических властей отвечать на различные вызовы, связанные в том числе с санкциями, опережающим ослаблением национальных валют. Конечно, это характерно прежде всего для российских властей, хотя этой осенью в момент напряжения на валютном рынке были прекращены крупные покупки валюты для пополнения резервов Минфина, но и казахстанский валютный рынок не может не испытывать соответствующего влияния в силу связанности экономик и мощной инерции.

Хронический кредитный риск

Одним из любимых сравнений рейтинговых аналитиков, когда они говорят о слабостях развивающихся банковских систем, является сравнение кризисов ликвидности в банках со скоротечными инфарктами и инсультами, в то время как рост доли проблемных кредитов часто заслуживает сравнения с хроническими болезнями, в результате которых происходит усыхание конечностей. Драма казахстанской банковской системы не только в объемах проблем, начиная с кризиса 2007−2009 годов, но и в их воспроизведении снова и снова, после периодов откатов, связанных с ужесточением регуляторных ограничений или реструктуризации отдельных банков.

На конец 2009 года доля кредитов с просрочкой свыше 90 дней — 21,17%, в 2010 — 25,75%, в 2011 — 30,80%, в 2012 — 29,79%, в 2013 — 31,2%, в 2014 — 23,55%, в 2015 (после того, как в статистике перестал учитываться проблемный портфель БТА) — 7,95%, в 2016 — 6,72%, в 2017 — 9,37%, на конец сентября 2018 года — 8,5%.

При этом статистика нескольких последних лет вызывала оживленные дискуссии о том, в какой степени произошло признание проблем и оценки, согласно которым доля проблемных кредитов в банковской системе оставалась выше 30%. Бесспорным прорывом со стороны регулятора в последние годы стало решение признать проблемы и принять их на баланс Фонда проблемных кредитов, а также поучаствовать в докапитализации половины крупных банков через выпуск субординированных облигаций с жесткими ограничениями для эмитентов. Согласно недавним оценкам председателя Нацбанка Данияра Акишева, пять банков, участвующих в программе, списали проблемные кредиты на сумму в более чем 700 млрд тенге, при том, что их изначальные обязательства состоят в признании проблем на 1,2 трлн тенге.

Ситуация с проблемными кредитами приводила к существованию зомби- банков и усугублялась крайне незначительными объемами нового кредитования, которое могло бы растворить просрочку. Спрос на кредиты со стороны качественных заемщиков в экономике, однако, остается крайне ограниченным.

Нацбанк ввел также рискоориентированный надзор, расширяющий его возможности в классификации активов как проблем. До этого основным принципом классификации были оценки тех или иных активов со стороны самих банков.

В интервью «Капитал.kz» председатель совета Ассоциации финансистов Елена Бахмутова отметила, что ситуация с проблемными кредитами решена на стороне банков, но не в реальном секторе, где часть компаний находится в промежуточном состоянии между несостоявшимся банкротством и полноценной реабилитацией.

Квазигоссектор — источник ресурсов и рисков

В случае с депозитами национальных компаний и институтов развития смещение ракурса в сторону того, что эта зависимость связана с рисками и достигла опасных пределов, выглядит также влиянием двух последних лет. Наверное, в ходе кризисных ситуаций с относительно небольшими банковскими игроками в прошлом году у Нацбанка была альтернатива вскрывать остроту проблемы или урегулировать ситуацию в духе ручного управления с приоритетом не только сохранности депозитов физических лиц, но и квазигосударственных денег. В итоге выбранная модель выглядит компромиссной, но после ситуации с банком RBK, когда реструктуризация была осуществлена за счет связанных с государством депозиторов и одного из акционеров, ставшим для банка стратегическим, был перейден определенный рубеж, очевидно подталкивающий к более осознанному размещению средств квазигоссектора. Как считается, именно фондирование с его стороны банковских игроков второго эшелона с достаточно рискованными стратегиями в последние несколько лет обусловило их опережающий рост. В начале года доля квазигосударственного сектора в фондировании банков оценивалась в 34% или 7,2 трлн тенге.

Как показали августовские события, отток депозитов сектора может приводить к существенным проблемам с ликвидностью даже для институтов масштаба «Цеснабанка». При этом принципиальный выход из ситуации негативного доминирования депозитов квазигосударственного сектора (когда рискованной доминантой было внешнее фондирование, оно требовало от банков определенного уровня рейтингов транспарентности и понятных бизнес-моделей, что было благом) возможен, скорей, по мере осуществления нацкомпаниями инвестиционных проектов и перетекания ликвидности частным подрядчикам. Отток средств из «Цеснабанка» был частично оправдан тем, что они отчасти использовались на погашение дорогих внешних долгов в условиях волатильности на валютном рынке. Часть денег, однако, была просто переведена в другие коммерческие банки, причем это не всегда был «уход в качество».

Конфликт интересов и добрая воля Нацбанка

Отсутствие институциональных преград, которые раньше существовали во времена разделения надзора и классических центробанковских функций, а также частного управления пенсионными активами, потенциально создает риск поддержки проблемных игроков в секторе с помощью предоставления эмитированной ликвидности либо средств ЕНПФ.

Самоограничения в плане инвестирования пенсионных средств, установленные для себя Нацбанком, действуют с 2016 года, когда стала снижаться доля инвестирования в банковские облигации и депозиты и пенсионное фондирование сделалось дорогим для крупных банков. Доля пенсионных средств, инвестированных в облигации и депозиты казахстанских банков, составила около 17% на конец сентября против более чем 30% на пике в 2015 году, когда для банков серьезным поддерживающим ресурсом была относительно дешевая долгосрочная тенговая ликвидность от ЕНПФ. На конец сентября этого года средневзвешенная доходность по тенговым облигациям казахстанских банков составила 9,9%, а по депозитам — 9,8%. Нацбанк за последние три года также серьезно диверсифицировал валютную структуру пенсионных инвестиций, нарастив долю долларовых инструментов до 28,64%.

У рынка, однако, нет абсолютной ясности относительно механизмов выкупа проблемных кредитов аграрного сектора в Фонд проблемных кредитов или на каких принципах будет осуществляться предоставление Нацбанком банковскому сектору долгосрочной ликвидности на 600 млрд тенге. Регулятор по этому поводу отмечает, что с инвестированием пенсионных средств ничего не меняется, банки смогут привлекать их лишь по рыночным ставкам. Кроме того, в сумму в 600 млрд тенге входит ранее выделенная и использованная пока в незначительной степени квота банковского сектора в инвестиции в 200 млрд тенге пенсионных средств в этом году.

Медленная долларизация

С определенного момента в качестве существенного риска для банковской системы упоминается «набег валютных вкладчиков». Доля валютных депозитов остается традиционно высокой в казахстанской банковской системе, при том, что эти средства не могут использоваться как полноценное фондирование, из-за отсутствия валютной выручки у подавляющего большинства заемщиков казахстанских банков. Попытки дестимулировать объем валютных депозитов, прежде всего в рознице, за счет разницы в ставках с тенговыми и последовательным применением политики инфляционного таргетирования, принесли ограниченные результаты. На конец октября 2015 года доля депозитов в национальной валюте 34,22%, в рознице этот уровень существенно ниже — 23,29%, на конец сентября этого года общий уровень тенговых депозитов — 58,46, а в депозитах физических лиц — 50,3%.

При этом в последние месяцы прогресс в части долларизации происходит очень медленно. В ходе последнего повышения базовой ставки на 0,25% желание повысить интерес к тенговым активам прозвучало в качестве одной из мотиваций «второго ряда», после желания ограничить выход инфляции за таргетируемые уровни. При этом, вероятно, регулятор не хотел бы увеличения стоимости фондирования для банков или тем более ставок по кредитам для реального сектора. Во многом повышение ставки связано с желанием сохранить изъятие имеющейся избыточной краткосрочной тенговой ликвидности в финсекторе, чтобы она не просочилась на валютный рынок. Очевидно, что каких-то радикальных позитивных изменений с долларизацией депозитов ждать трудно, хотя для физических лиц создается система сберегательных тенговых депозитов с максимальной ставкой в 13,5% при длительном депонировании средств.

Если в момент формулирования темы риска набега валютных вкладчиков предполагалось, что угроза может исходить прежде всего от розницы, традиционно острее реагирующей на кризисные ситуации, то сейчас невозможно исключить и отток депозитов корпоративного сектора в потенциально кризисных ситуациях, например, от национальных компаний или компаний-экспортеров. В отличие от предоставления тенговой ликвидности возможности предоставить валютную у Нацбанка достаточно ограничены.

Финансовая система в стране с переходной экономикой по определению не может не находиться в эпицентре потенциально серьезных рисков. Подходы казахстанских финансовых властей в последние три года никак нельзя считать «зарыванием головы в песок», поскольку система ответов на потенциальные вызовы совершенствуется, а сами проблемы поставлены намного откровеннее.

https://kapital.kz/finance/73698/5-glavnyh-finansovyh-riskov-dlya-kazahstana-v-2018-m.html?utm_source=push_1&fbclid=IwAR1pQHrjk9CXwfusYmfdQEsHx1AoiQkyKmsI61i-1xufg-jB0QoBhd5SYXY