23 августа в России отмечается как день воинской славы. Именно в этот день, как считается, закончилась Курская битва в 1943 году. Но этот праздник не только российский. Ведь в той битве принимали участие представители всех народов Советского Союза. Это наша общая война, в которой мы победили вместе.

Трофейная память

Наша память сохраняется в наших умах, книгах, фильмах и каких-то предметах, взглянув на которые мы уплываем в воспоминания, чувствуем дрожь и волнение.

То был май 1993 года. Мы с другом и коллегой отправились из Новосибирска в Ташкент в командировку. Остановились в небольшой гостинице в старом городе. На следующее утро стали собираться, готовиться к встрече, так сказать, с деловыми партнерами. Ну тут случилось кое-что…

Выяснилось, что мы оба забыли лезвия к бритвам, а тогда нынешних одноразовых почти не было. Что делать? Идти на важную встречу с щетиной? Спросили у администратора на стойке, где купить лезвия. Он сказал, что только часа через два в магазине неподалеку. Но, проникшись нашей проблемой, посоветовал побриться в парикмахерской, тоже неподалеку, которая открывается в семь утра.

И мы отправились на поиски парикмахерской.

Ташкент майским утром прекрасен. Еще не жарко как летом, шумят листвой деревья, по арыкам течет холодная вода… Парикмахерской оказалась небольшая комната в длинной стене какого-то учреждения. Дверь была открыта, в маленькое окно было видно, что там кто-то есть. А перед парикмахерской стоял стол, скамейка, пара табуреток. За столом сидели два старика-аксакала и играли в шахматы, на столе чайник с чаем, стопка пиалок и блюдце с колотым сахаром. Оба старика были одеты в белые рубахи, на головах были надеты узбекские тюбетейки, бороды у них были седыми.

Когда мы подошли и поздоровались, из парикмахерской выглянул еще один старик, точно такой же внешне, как и оба других, но только на носу у него были очки.

Все трое поздоровались в ответ. Парикмахер в очках спросил, чего желаем.

- Дедушка, мне бы побриться. Сделаете?

- Конечно! – ответил старик. – Проходите внутрь.

Старики-шахматисты налили моему другу чаю и усадили его на скамейку. Я же вошел в парикмахерскую.

Ничего необычного: шкаф, зеркало, парикмахерский стол, в углу водопроводный кран, раковина, рядом тумбочка, на которой стояла электроплитка, и шумел чайник.

Старик посадил меня в кресло, накинул простынь и стал готовить пену: из пластиковой коробочки насыпал в маленькую чашку накрошенного мелко мыла, окунул помазок в кипяток в другой чашке и стал взбивать пену. И тут один из стариков громко сказал парикмахеру:

- Абдулло, ты бы побрил парня своей знаменитой бритвой. Гости все-таки. И ту историю расскажи.

- Ты же ее сто раз слышал.

- Я-то да, а вот гости не в курсе. Удиви!

- Ну да. Они не знают. Буду рассказывать по-русски. Чтобы и гость из Новосибирска понял.

- Верное решение. Начинай!

Но старик не торопился. Он намылил мне щеки густой пеной, водил помазком минуты три, чтобы смягчить кожу. Затем из тумбочки достал небольшую металлическую коробочку. И тут я действительно удивился!

На коробочку красовался фашистский орел. Когда стрик открыл ее и достал бритву, то я увидел, что на лезвии тоже был орел. И надпись по-немецки. Все это было выгравировано на металле.

И старик начал свой рассказ.

- Вот! Немецкая бритва. Трофейная.

Я же всю жизнь парикмахером. С десяти лет стал помогать отцу в парикмахерской. И на фронт в сорок третьем ушел отсюда, закрыл на маленький замочек и ушел. А замочек маленький только чтобы показать, что закрыто. У нас в махалле никто большими замками не пользуется. Потому что воров нет.

Начало лета было. Меня в пехоту определили. А куда еще с моей профессией? Был бы трактористом, к примеру, попал бы в танковые войска. Но пехота или танкист – смерть свою долю возьмет обязательно. Наша часть, прибыла тогда под Курск. Кино вы, наверное, видели про войну, про бои под Курском, танковое сражение. Как я выжил, не знаю. За всю войну ни одной царапины. Только вот как-то ноготь осколком сорвало. Так вот… А! Про бритву!

В Берлину все случилось. Мы пробивались к Рейхстагу. Кварталов пять оставалось. И на одном из перекрестков мы остановились. От взвода осталось одиннадцать человек. Из было нас трое тех, кто войну начинал под Курском. Остальные позже пришли. А самый молодой, Санька, того и вовсе призвали в апреле, как восемнадцать исполнилось.

Так вот. Выбили мы эсэсовцев за перекресток. А дальше идти не можем: в домах засели фаустпатронщики, а у нас людей мало. И пушки нет, даже сорокапятки. И снайперов нет. Вдобавок уже вечерело. Наш старшина, а он был за командира взвода, так как почти все офицеры погибли, потому что первыми шли в бой, дал команду закрепиться на перекрестке.

Мы немецкую баррикаду перестроили, мешков с песком добавили, развернули немецкий станковый пулемет в их сторону. Стали ждать. Очень есть хотелось, мы же вторые сутки наступали, а кухня все не ехала.

Старшина дал команду мне и еще одному рядовому осмотреть здания на перекрестке. Мало ли, какой-нибудь гитлерюгенд мог засесть. Дома на перекрестке были пятиэтажные. Мы каждую квартиру обошли. Никого не было. Первые этажи оставили напоследок, там меньше всего кто=то мог спрятаться. Рядом же советские солдаты!

Я зашел в какую-то контору со стеклянными витринами до потолка на углу. По-немецки не понимаю и не читаю. Поэтому только внутри понял, что это парикмахерская. За исключение двух выбитых взрывной волной стеклами, в этом зале был идеальный порядок. Будто парикмахеры только что ушли. Три рабочих места, мягкие кожаные кресла, огромные зеркала, перед ними аккуратно разложенные инструменты. В глубине зала еще одна комната – умывальник и душ. И что удивительно – текла горячая и холодная вода! Немецкий порядок.

Вернувшись в зал, я обратил внимание вот на эту бритву…

Тут старик в первый раз провел ею по моему лицу. Бритва шла плавно, рука у парикмахера, не смотря возраст, была твердой. Побрив все лицо, он провел по ему ладонью, проверяя на ощупь, где же остались не побритые полностью участки. Затем он опять намыл мое лицо и продолжил рассказ.

- И подумал я: почему бы не побриться и не помыться перед завтрашним боем. Последним боем. Ведь два шага осталось до Рейхстага. Так и сделал. Бритва оказалась отличной: шла плавно и править ее было легко.

Я вышел из парикмахерской и рассказал старшине о своей находке.

- А давай-ка, Абдулло, всех побрей и постриги. У нас, у русских, есть традиция: желательно перед боем помыться и одеть чистое. Давай, старина, действуй!

За полтора часа я побрил и подстриг весь оставшийся взвод. Казаху Закиру даже побрил голову. Все по очереди помылись, одели чистое белье, у кого было в вещмешках и те, кто не был на посту, стали пришивать подворотнички.

Пока все было тихо, мы, то есть я, казах Закир, татарин Зайнутдин зашли в парикмахерскую и помолились. У Закира был компас, определял где Мекка. После нас зашел помолиться белорус Алексей.

Остальные во взводе были комсомольцами и беспартийными, неверующими. А старшина вовсе был коммунистом. Он прекрасно знал, что некоторые солдаты не отвернулись от веры и иногда совершают молитвы. Но он ни на кого не стучал. Ни политруку, ни особисту. Понимающий был командир. Я думаю, что в ту ночь все молились. И русские Ваня и Сергей, и грузин Сандро, и все другие. Только тихо, про себя.

А затем приехал комполка. И повар вместе с ним, привез кашу в термосах.

Мы построились, старшина доложил полковнику ситуацию. А тот так внимательно стал смотреть на старшину и даже принюхиваться, затем прошелся вдоль строя и осмотрел каждого бойца.

- А что вы все такие красивые и одеколоном пахнете? – спросил комполка.

Старшина рассказал о немецкой парикмахерской, обо мне, о том, что в бой надо бы в чистом идти, чтобы предстать на небесах в соответствующем виде. Мало ли. Комполка выслушал и сказал:

- Отставить! Никто не собирается умирать завтра. Да, бой будет последний и самый жаркий. Но нам надо жить. И надеяться на лучшее.

- Ну, так гигиену тоже никто не отменял, - попробовал возразить старшина.

- Это верно, - сказал комполка. – А ну-ка меня тоже побрейте. Солдат, - обратился он ко мне, - сделаете?

Он крикнул водителю, чтобы он из его вещмешка достал свежее белье и полотенце.

Комполка был мужчина крупный, настоящий гвардеец. Побрил я его и подстриг по высшему разряду. Затем он зашел в душ, помылся. Вышел, оглядел себя в зеркале и сказал:

- Хоть на парад! Спасибо, солдат.

Затем он сказал старшине, что рано утром будет подкрепление, пожелал всем удачи и уехал. Мы же, уставшие, но теперь сытые, уснули кто где смог. Старались не думать о том, что можем погибнуть в последний день войны.

Но ник то из нас не погиб.

Утром пришла свежая рота, а нам был приказано отойти в тыл и охранять уже отбитые кварталы. А бритву я себе взял. Как трофей. Да и сталь хорошая.

…Старик взял белое вафельное полотенце и окунул его в небольшую кастрюлю, куда только что перелил кипяток. И даже не почувствовав горячую воду, он выжал дымящее паром полотенце и набросил его мне на лицо. У меня даже дыхание сперло. Но как только он убрал полотенце появилось, так сказать, чувство легкости лица. Он побрызгал меня одеколоном и снял простынь.

- Готово!

- Ох, спасибо. За бритье и за рассказ.

Я расплатился, и мы пошли по своим делам. А старики остались обсуждать футбол. Мол, вот раньше при Союзе были соперники – «Динамо» Киев, ЦСКА, «Спартак», «Арарат». А теперь с кем биться их любимому «Пахтакору»? С колхозными командами? Но все равно решили, что в субботу надо идти на стадион на матч.

Эгамберды Кабулов