Политика
16.08.2012
Казахстан — ворота Китая в Центральную Азию
О выгодах и рисках сотрудничества стран Центральной Азии с Китаем на примере Казахстана размышляет эксперт, руководитель Уральского регионального информационно-аналитического центра российского института стратегических исследований Дмитрий Попов.
Приоритеты
Рост экономики, политического влияния и военного потенциала современного Китая все больше беспокоят Вашингтон. США реализуют в отношении КНР стратегию «страхования рисков» («хеджирования»), пытаясь изолировать Пекин в Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТР) и Индийском океане, окружая страну сетью экономических и политических группировок, размещая по периметру границ военную инфраструктуру. АТР становится очевидным приоритетом политики США в XXI веке1. В этих условиях Китаю важно сохранить стратегические тылы и хорошие отношения со странами на тех направлениях, где это возможно: с Россией, Пакистаном, странами Центральной Азии (ЦА). В центральноазиатском регионе, который с учетом его близости к границам России, Китая и Ирана уже давно превратился в объект западных геополитических конструкций, ключевым партнером Китая становится Казахстан.
Выстраивать отношения с бывшими советскими республиками ЦА Пекин начал сразу после обретения ими независимости, действуя поэтапно. На сегодняшний день ему в целом удалось формально урегулировать оставшиеся в наследие от эпохи советско-китайских противоречий пограничные споры со странами региона; добиться их общего отказа от поддержки уйгурских сепаратистов и признания территориальной целостности КНР; улучшить имидж и доверие к китайской цивилизации. Совместно с Россией достигнуто понимание необходимости объединения усилий в борьбе с афганским наркотрафиком и псевдорелигиозными террористическими группами, хотя переломных результатов в этой борьбе еще только предстоит добиться.
Актуальные задачи текущей повестки дня для Китая — обеспечить стабильность государств ЦА; не допустить чрезмерного усиления в регионе какой-либо одной державы, включая Россию, но, прежде всего, США, предотвратить попытки американцев развернуть здесь ударные и разведывательные объекты; использовать сырьевой и торговый потенциал ЦА в интересах развития северо-западных окраин КНР2. В целях решения этих задач Пекин делает ставку на Казахстан, занимающий выгодное транспортно-географическое положение, богатый сырьем и претендующий на роль лидера в ЦА. Другое государство, оспаривающее у Астаны названный статус, Узбекистан, пока сохраняет наибольшую дистанцию среди государств региона в отношениях с Пекином.
Стратегический разворот Казахстана в сторону Китая произошел в середине 2000-х гг. под влиянием нескольких совпавших факторов. Цветные революции 2003 — 2005 гг., пересмотр Казахстаном нефтегазовых контрактов с западными корпорациями в условиях роста мировых цен на нефть и череда громких коррупционных скандалов в США и Европе с участием первых лиц республики (включая нашумевший «Казахгейт») привели к заметному охлаждению отношений страны с Западом. Возникла необходимость диверсификации как рынков сбыта энергоносителей, так и прежних внешнеполитических ориентиров. В Астане посчитали, что опираться исключительно на Москву в этих условиях чревато ростом зависимости от северного соседа, сужает возможности для «многовекторной» игры на противоречиях ведущих держав и ограничивает перспективы, которые открывает сотрудничество с Китаем. Последний же традиционно не афишировал подробности зарубежных сделок, терпимо относился к различным политическим режимам, сулил масштабные кредитные вливания, а главное — усиленно искал пути продвижения своих интересов в регионе. Все это делало его весьма привлекательным партнером для Астаны3.
В результате принципиального решения происходит общий рост частоты и насыщенности межгосударственных и межведомственных контактов двух стран, что, несмотря на сохраняющиеся стереотипы, повышает доверие к Китаю казахских элит. За 7 лет (с 2005 по 2011 гг.) президент Казахстана Нурсултан Назарбаев и председатель КНР Ху Цзиньтао провели более 20 встреч4. Республика, имеющая самую протяженную из стран ЦА границу с КНР (около 1740 км), подписала Протокол о демаркации линии общей границы от 10 мая 2002 г. и Соглашение о режиме границы от 20 декабря 2006 г., в основном сняв острую пограничную проблему с повестки дня. Начинается принципиально новый этап двухсторонних отношений, ознаменовавшийся установлением в июле 2005 г. стратегического партнерства. В качестве институционального механизма для реализации совместных проектов в июле 2004 г. создан межведомственный Комитет по сотрудничеству, состоящий из десяти профильных подкомитетов (по безопасности, энергетике, геологии, железнодорожному транспорту, торговле, финансам) и одной Совместной комиссии по использованию и охране трансграничных рек.
Для Пекина республика представляет интерес, с одной стороны, как ворота в Центральную Азию, через которые должны пройти основные транспортные и энергетические коридоры, связывающие КНР с регионом, с другой — как источник природных ресурсов, столь необходимых для развития китайской экономики (нефти, металлов, урана). Одновременно Китай рассматривает Казахстан с его более чем 16-миллионным населением как важный рынок сбыта своих товаров и канал их последующего транзита в Россию. Сконцентрировавшись на указанных направлениях, китайская сторона стала вести в Казахстане системную работу, используя свои традиционные инструменты — льготное кредитование, возможности госкорпораций, «персональный подход» к местному истеблишменту.
Инфраструктура
Второе крупное направление китайской экономической политики в Казахстане — это создание здесь масштабных инфраструктурных объектов, необходимых для вывоза сырья и стимулирования торговых связей. К наиболее значительным проектам относятся нефтепровод «Казахстан — Китай», казахстанская часть газопровода «Туркмения — Китай», автомобильная трасса «Западный Китай — Западная Европа» и межгосударственный железнодорожный коридор.
Строительство магистрального нефтепровода между странами, переговоры по которому велись с 1997 г., осуществлялось в два этапа. Первая очередь (участок «Атасу — Алашанькоу», протяженностью 962 км26) полностью завершена в 2008 г. и соединила китайскую нефтетранспортную систему со старыми месторождениями Центрального Казахстана. Вторая очередь («Кенкияк — Кумколь», 794 км) окончена в декабре 2010 г. и открыла доступ уже к перспективным западноказахстанским месторождениям каспийского шельфа. Источником финансирования магистрали стали китайские займы. Функции строительства и эксплуатации были возложены на ТОО «Казахстано-Китайский Трубопровод», созданное сторонами на паритетных началах. Общая протяженность маршрута от побережья Каспия до границы Китая составила более 2 700 км, а пропускная способность — 10 млн. т. нефти в год.
По итогам 2011 г. в Китай экспортировано 10,9 млн. т. нефти из Казахстана, что делает это направление третьим экспортным маршрутом для республики после следующих через территорию России нефтепроводов КТК (29,9 млн. т.) и «Атырау — Самара» (15,4 млн. т.)27. В планах сторон увеличить пропускную способность нефтепровода в Китай уже в 2012 г. до 12 млн. т., а в дальнейшем до 20 млн. т., при том что общий уровень добычи нефти в Казахстане в последние годы колеблется на отметке 80 млн., а экспорта — 71 млн. т. в год28.
Благодаря новому нефтепроводу Астана значительно диверсифицировала географию поставок своих энергоносителей и снизила зависимость от маршрутов, идущих через Россию. Кроме того, впервые вся территория республики была объединена единой нефтетранспортной инфраструктурой, а западные нефтедобывающие районы были связаны с востоком страны, где сосредоточены промышленные и нефтеперерабатывающие мощности. Последнее достижение, правда, весьма условно, поскольку труба законтрактована под нефть для КНР.
Потенциальным риском, как было отмечено выше, является наличие на другом конце маршрута только одного потребителя, традиционно претендующего на закупку углеводородов по минимальным ценам. На повестке дня остается и проблема наполняемости нефтепровода «Казахстан — Китай». Известно, что ранее, в 2009 г. объем экспорта казахстанской нефти по данному нефтепроводу не превышал 6,2 млн. т. при заявленной пропускной способности первой нитки в 10 млн. т. в год, что побудило Астану дополнительно прокачивать по магистрали российскую нефть. С учетом планов Казахстана и КНР увеличить мощность трубы до 20 млн. т. в год к 2020 г. проблема ее наполняемости, вероятно, сохранит свою актуальность29.
Перспективной стратегической сверхзадачей для Пекина может стать продолжение казахстанско-китайского континентального нефтепровода до Ирана, что потенциально обеспечит Поднебесную инфраструктурой доступа сразу к двум крупнейшим нефтегазовым районам мира — каспийскому и персидскому. Проект потребует участия в качестве транзитной территории Туркмении, где позиции Китая в последние годы также заметно укрепились. Вместе с тем, хотя геополитические мотивы подобного проекта понятны, остается спорной его экономическая и техническая целесообразность. Предсказуемым будет и противодействие со стороны США.
В сравнении с нефтяным экспортом Казахстан обладает довольно скромными возможностями в части поставок природного газа, что обусловлено как особенностями существующих месторождений, так и уровнем применяемых технологий. Отсюда, республика, где экспорт газа по итогам 2011 г. сократился до 8,1 млрд. куб. м30, изначально рассматривалась Пекином как, прежде всего, удобный степной маршрут транзита в КНР туркменского и узбекского газа. Введенный в эксплуатацию в декабре 2009 г. газопровод «Казахстан — Китай», протяженностью 1300 км и стоимостью 5,2 млрд. долл., стал отрезком трансрегиональной газотранспортной магистрали «Туркменистан — Китай»31. Его мощность до конца 2012 г. должна быть доведена до 30 млрд. куб. м в год с возможностью последующего расширения до 40 млрд. кубометров.
Развивая сотрудничество с Пекином в области транспортировки газа, Астана рассчитывает не только на пополнение казны за счет транзитных сборов, но и на газификацию своих южных регионов и снижение их энергетической зависимости от Узбекистана. В этом плане избранный маршрут уже построенного газопровода «Казахстан — Китай», охватывающего только юго-восточные районы республики, не до конца устраивает казахстанское правительство. В результате оно инициировало переговоры с китайской стороной о строительстве еще одного газопровода по маршруту «Бейнеу — Бозой — Акбулак», который должен быть сдан к 2015 г. и пройти уже по юго-западным и южным областям страны. Данный участок, протяженностью 1510 км и мощностью 10 млрд. куб. м (с возможностью расширения до 15), предварительно оценивается в 3,2 млрд. долл32. В Астане его представляют как вторую очередь трассы «Казахстан — Китай», но на деле он должен выполнять не только функции экспортного маршрута (где Пекин законтрактовал 5 млрд. куб. м в год33), но и внутриреспубликанской ветки по распределению прикаспийского газа в юго-западные и южные регионы страны.
К числу главных инфраструктурных проектов Казахстана и КНР относятся также автотранспортный коридор «Западный Китай — Западная Европа» и расширение железнодорожной сети близ китайской границы. Формально они преследуют во многом декларативную цель восстановления Великого шелкового пути как трансконтинентальной трассы между Европой и Азией. В действительности же, Казахстан видит в данных инициативах эффективные инструменты для решения таких прикладных задач, как реконструкция к 2015 г. 7 тыс. км республиканских автодорог, строительство 453 км железнодорожного полотна и рост объема транзитных перевозок на железнодорожном транспорте на 25 %34. Для Китая, в свою очередь, важно сформировать коммуникации, обеспечивающие стабильный рост товарооборота СУАР КНР с Центральной Азией.
Трансконтинентальный коридор «Западный Китай — Западная Европа» будет охватывать территории трех стран (России, Казахстана и Китая). Его протяженность от Санкт-Петербурга до восточно-китайского порта Ляньюньган составит почти 8,5 тыс. км, из которых по территории Казахстана пройдет 2,8 тыс. км, а КНР — 3,46 тыс. В рамках проекта, сроки реализации которого намечены на 2007 — 2012 гг., Астана планирует реконструировать на своей территории порядка 2,5 тыс. км автомобильных дорог. Общие затраты республики оцениваются в 5,6 млрд. долл., из которых 3,5 млрд. приходится на долгосрочные кредиты международных финансовых институтов (МБРР, ЕБРР, АБР и др.), а 1,8 млрд. — на частные инвестиции35.
По заявлениям руководства Казахстана, реализация проекта сделает страну транзитным каналом для товаров, следующих из Китая в Европу, поскольку, по оценкам казахстанской стороны, время нахождения в пути при использовании автотрассы «Западная Европа — Западный Китай» составит всего 10 суток против 14 суток по «Транссибу» или 45 суток морским транспортом36. Вместе с тем, нельзя забывать, что автомобильные перевозки, во-первых, значительно дороже морских и железнодорожных; во-вторых, общее время нахождения товара в пути должно учитывать также и сроки выполнения административных и физических процедур на границе, с чем у Казахстана есть известные проблемы; наконец, только незначительная часть скоропортящихся товаров, как правило, требует ускоренной доставки до потребителя.
Другими словами, при всей риторике о трансконтинентальном потенциале маршрута, его главная задача состоит в основном в развитии региональной торговли между Центральной Азией и Западным Китаем.
Важно подчеркнуть, тем не менее, что со вступлением в Таможенный союз Казахстан получает возможность побороться за товаропотоки, следующие через Россию. По оценкам специалистов, решающее значение в этой конкуренции будут иметь оптимизация тарифов, совершенствование сервиса, приграничной инфраструктуры и системы таможенного оформления37. Параллельно с модернизацией Россией таможенных пунктов на границе с Китаем, казахстанская сторона предпринимает меры, направленные на расширение пропускной способности собственной железнодорожной сети, прилегающей к КНР. В планах Казахстана — увеличить мощность пока единственной пограничной станции Достык до 25 млн. т. к 2015 г., а также завершить в 2012 г. вторую 300-километровую железнодорожную линию («Алтынколь — Жетыген») в Китай, которая должна пройти через строящийся международный пограничный центр «Хоргос»38.
К слову, пропускной пункт «Хоргос», где с китайской и казахстанской стороны продолжается сооружение транспортно- логистического узла и делового центра, станет, как рассчитывают в Астане, главными торговыми воротами между Центральной и Восточной Азией. По задумке руководства Казахстана и Китая, он должен быть дополнен также свободной экономической зоной. Последнее обстоятельство вызывает особую обеспокоенность многих российских и белорусских экспертов, поскольку грозит превращением «Хоргоса» в своего рода «черную дыру» Таможенного союза, куда из КНР под видом сырья смогут беспошлинно завозиться практически готовые товары китайского производства и, подвергаясь здесь минимальной доработке, также беспошлинно распространяться по общей таможенной территории уже в качестве казахстанской продукции.
За счет развития железнодорожной инфраструктуры с Китаем, Казахстан планирует к 2020 г. вдвое увеличить объем транзитных перевозок по своей территории, который в 2010 г. зафиксирован на отметке 16,2 млн. т39. Тем самым республика не только заявляет о своих претензиях на роль «транзитного хаба» ЦА, но также становится частью Трансазиатской железнодорожной магистрали (ТАЖМ), следующей от Желтого моря через Китай, Казахстан и Россию в Европу.
Вокруг указанного железнодорожного коридора в экспертных кругах сломано немало копий в связи с его возможной конкуренцией с российским Транссибом. Многие российские специалисты считают, что говорить о такой прямой конкуренции преждевременно. Транссиб ориентирован на перевозку грузов с Корейского полуострова, Северо-Восточного Китая и Японии, тогда как ТАЖМ — из южных и восточных районов Китая. Транссиб лучше оснащен технически, чем маршрут через Казахстан, на котором много устаревших и перегруженных участков. ТАЖМ длиннее Транссиба на 1,6 тыс. км и она обременена необходимостью пересекать дополнительное транзитное государство — Казахстан, на границе с которым китайские грузоотправители зачастую испытывают проблемы с таможенным оформлением и логистикой40. Сказанное, тем не менее, не снимает с России задачи по модернизации Транссиба, БАМа и запуску Транскорейской магистрали.
В целом на фоне создания транскитайской железнодорожной системы для Пекина более востребованным может оказаться использование путей Казахстана для наращивания экспорта китайских товаров, произведенных в западных и центральных областях КНР, в Центральную Азию, а по мере углубления интеграционных процессов в рамках «таможенной тройки» также и в Россию.
Для Китая и России железнодорожная система Казахстана может представлять интерес и как часть потенциального транспортного коридора в Иран. Понимая это, Астана в 2011 г. ввела в строй 146-километровыйг участок железной дороги «Узень — госграница с Туркменистаном». Присоединение к проекту Туркмении исключит из транзитной цепочки Узбекистан и избавит от необходимости двойной перевалки российских грузов на Каспии при торговле с Ираном.
Торговля
Бурное развитие инфраструктуры способствовало превращению Казахстана в главного торгового партнера Китая в регионе. Если исходить из данных китайской таможенной статистики, то в 2010 г. объем взаимной торговли составил между ними 20,4 млрд. долл. Согласно казахстанской статистике — 14,1 млрд. в 2010 г. и 21,3 млрд. в 2011 г.41 Его львиная доля приходится на Синьцзян. При этом названные цифры могут быть значительно выше за счет «серого» экспорта из КНР на территорию Казахстана и Таможенного союза, экспертные оценки которого разняться, но исчисляются миллиардами долларов. В целом, Казахстан — второй торговый партнер КНР в СНГ после России. При этом не исключено, что Китай — уже первый партнер для самого Казахстана.
Руководством двух стран сформулирована задача удвоения общего товарооборота42. К 2015 г. он должен достигнуть 40 млрд. долл. Также стороны планируют более широкое использование в расчетах национальных валют, для чего летом 2011 г. между Национальным банком Казахстана и Народным банком Китая подписано соглашение о проведении своп-операций «юань-тенге». Тем самым Пекин выдерживает линию на расширение зоны юаня.
За счет строительства новых трубопроводов и экспорта нефти Астане удалось переломить существовавшую ранее неблагоприятную тенденцию, связанную с ростом отрицательного сальдо во внешней торговле с КНР, откуда широким потоком шли дешевые товары народного потребления. Однако, преодолев дисбаланс в торговле, Астана столкнулась с другой проблемой. В структуре казахстанских поставок в КНР очевидно преобладает сырье (нефть и металлы), тогда как из Китая в республику завозятся промышленные товары и оборудование. Такое положение вполне устраивает Пекин, но Казахстану угрожает превращением в сырьевой придаток и рынок сбыта для своего восточного соседа. Показательный пример: за 11 месяцев 2010 г. из 9 млрд. долл. казахстанского экспорта в Китай доля товаров с высокой добавленной стоимостью составила только 140 млн. долл.43
В качестве ответной меры Казахстан в последнее время стал все более активно лоббировать проекты в нефтепереработке, химии, энергогенерации, инициировал подписание серии документов о сотрудничестве с Китаем в несырьевых отраслях экономики, а также о создании в Пекине по опыту Италии, Южной Кореи и некоторых других стран постоянного представительства своего Национального агентства по экспорту и инвестициям «Kaznex invest», которое должно продвигать казахстанские несырьевые товары в Юго-Восточной Азии. Но главной контрмерой Астаны все-таки стало принципиально важное решение о вступлении в Таможенный союз России, Казахстана и Белоруссии.
Представляется, что именно стремление обезопасить себя от рисков, сопряженных с китайской торговой экспансией, стало одним из наиболее весомых аргументов, подтолкнувших руководство республики к экономической интеграции с Россией, во многом схожей с Казахстаном по структуре, качеству и конкурентоспособности экономики. После вступления в силу с 1 января 2010 г. на территории стран ТС Единого таможенного тарифа средний уровень действующих в Казахстане импортных таможенных пошлин вырос с 5,8 до 10,6 %44. Был отменен питавший челночную торговлю упрощенный порядок провоза товаров физическими лицами через казахстано-китайскую границу. Невостребованными оказались и альтернативные предложения Пекина, который в августе 2005 г. первым в мире завершил двусторонние переговоры о вступлении Казахстана в ВТО, а с 2002 г. лоббировал идею создания зоны свободной торговли в рамках ШОС.
К слову, китайское правительство активно использует ШОС как площадку для презентации собственных кредитных программ и инфраструктурных проектов, предлагает создать здесь Банк развития ШОС как альтернативу российским интеграционным инициативам и Евразийскому банку развития.
Теперь перед «таможенной тройкой» стоит задача предотвратить рост нелегального экспорта китайских товаров через Казахстан, что заставляет внимательно изучать проект «торгового города» Хоргос, предложения по увеличению пропускных пунктов на границе Казахстана с превратившейся в ключевого реэкспортера китайского ширпотреба в СНГ Киргизией и другие подобные инициативы, а также совершенствовать техническую оснащенность и контрольные процедуры на внешней таможенной границе.
Прогнозы
Доступные стратегические документы Китая и сама логика развития международных отношений подсказывают, что Пекин будет стремиться наращивать свое присутствие в Казахстане и в ЦА в целом. На это указывают и объявленные планы по увеличению взаимного товарооборота, пропускной способности трансграничной инфраструктуры и китайских кредитных линий.
Сегодня очевидно, Китаю на этом пути не избежать обострения конкуренции в экономике и энергетике с Россией. Можно предположить, в частности, что в противоречие с экономическими интересами Пекина будут входить попытки договориться о международной торговой кооперации Москвы и стран ЦА, особенно в части поставок сырья в КНР. Ситуация, когда поставщики (Россия и ЦА) выступают конкурентами, наиболее выгодна китайскому потребителю. В этом смысле для Пекина создание зернового пула России и Казахстана или интеграция «Росатома» и «Казатомпрома» означает усиление общих переговорных позиций этих стран при определении цены на ресурсы. Россия уже столкнулась с неблагоприятными последствиями торгово-сырьевой конкуренции с ЦА, когда в результате появления здесь китайских трубопроводов были ослаблены позиции Москвы на непростых переговорах об условиях поставок в КНР российских нефти и газа по дальневосточным маршрутам.
При этом у Москвы и Пекина сохраняются общие совпадающие интересы в части обеспечения безопасности и ограничения влияния США на региональные процессы. Таким образом, между двумя центрами возникает расхождение по линии «экономика — безопасность», вокруг разрешения которого в выгодном для себя ключе, вероятно, и должна строится стратегия России в ЦА.
Безусловно, России необходимо углублять сотрудничество с Пекином в борьбе с терроризмом, сепаратизмом и торговлей наркотиками. Выступать единым фронтом против попыток внерегиональных сил дестабилизировать ситуацию в регионе или нарастить здесь свое присутствие в ущерб интересам России и Китая. Немаловажно также использовать объективно возникающие по мере движения КНР в ЦА противоречия между Пекином и Западом (например, по вопросу поставок углеводородов в ЕС). Одновременно важно добиться реализации эффективного экономического интеграционного проекта с участием России и создания Евразийского экономического союза.
Наконец, недопустимо абсолютизировать Китай. Несмотря на значительные достижения Пекина в ЦА, сохраняется большое количество нерешенных проблем, омрачающих отношения со странами региона и способных негативно отразиться на их динамике. Одна из наиболее острых — хозяйственная деятельность Китая на трансграничных реках (в частности, на Черном Иртыше). Но главное — это колоссальные внутренние вызовы, перед которыми стоит сам Китай, в т.ч. неблагоприятные демографические тренды, социальное расслоение, загрязнение окружающей среды, необходимость политических реформ, размывание базовых ценностей и др. Найдет ли Китай выход из внутренних «ловушек»? В чем будет состоять решение? И каким образом оно отразиться на странах ЦА? Эти вопросы остаются открытыми.
(Российский институт стратегических исследований)